— Ты принадлежишь только мне. Я никогда не позволю тебе уйти.
Его глаза стали совсем черными, только в глубине их горел яркий, властный огонь, который дразнил и покорял ее. Охваченная небывалым восторгом, Элен теперь желала лишь одного — принадлежать ему, только ему, на любых условиях. Навсегда. Вся дрожа, она протянула руки, обхватила ладонями любимое лицо.
Сердце ее замерло. Околдованная магическими прикосновениями его рук, Элен ждала, что вот сейчас он скажет ей, что не может жить без нее, что любит и не отдаст ее никому. Эдуард смотрел на нее так пронзительно, что она испугалась бы, если бы любовные чары, охватившие ее, не были так сильны. Она отвечала на его взгляд взглядом, полным любви.
Он закрыл глаза, и Элен увидела, как он с силой сжимает челюсть. Потом он сделал глотательное движение, его руки опустились и сжались в кулаки. Удивленная Элен ощутила, как по его телу пробежала легкая дрожь. Ее руки скользнули ему на плечи. Он открыл глаза, и ей показалось в зыбком неверном свете, что в них промелькнуло страдальческое выражение. Но она поняла, что это всего лишь игра ее воображения, когда он прошептал:
— Мы могли бы составить отличную пару. То, что сейчас происходит с нами, прекрасное тому доказательство. — Он снова напряженно глотнул, словно освобождаясь от комка в горле, и продолжал незнакомым медленным голосом: — Избавься от своего поклонника или это сделаю я. Только не рассказывай мне о нем, я не хочу ничего знать — разве только то, что он досаждает тебе. Если да, то он пожалеет, что вообще родился на свет.
Он сурово сжал губы и, взяв ее за талию, резко поставил на ноги, затем поднялся сам и отступил назад. Даже сквозь туманную завесу слез Элен видела, какое усилие он делает, чтобы овладеть собой. Но она была слишком потрясена происшедшим, чтобы двинуться или произнести хотя бы слово. Эдуард мягко сказал:
— Я безумно хочу тебя прямо сейчас, но нам обоим придется подождать, пока ты не сделаешь того, что должна. Напиши ему письмо. — Широкие плечи Эдуарда угрожающе приподнялись, но он тут же заставил себя улыбнуться. — Ты не можешь скрыть, что хочешь быть со мной. Обещаю, что жалеть тебе не придется. — Он провел тыльной стороной кисти по ее застывшему лицу. — Сейчас я приготовлю ужин, а завтра мы все окончательно уладим.
Эдуард спокойно повернулся и скрылся в кухне, словно ничего не случилось, а перед Элен с силой захлопнулись ворота, только на мгновение приоткрывшие уголок рая.
Трясущимися руками она налила вина в бокал и медленно выпила до дна, глядя на угасающий огонь. Но у нее не было сил сбросить с себя оцепенение и пересечь комнату, чтобы подбросить уголь в камин.
Итак, ничего не изменилось. Эдуард по-прежнему считает, что ей нужен мужчина — и только. Все равно какой. И вот он предлагает себя в качестве утешителя, чтобы заставить ее остаться.
«Ты принадлежишь мне, — сказал он ей. — Я не позволю тебе уйти».
Для Эдуарда смысл жизни заключается во владении собственностью. Элен устраивает его, и он желает сохранить ее при себе любой ценой. Какое ему дело, если где-то на заднем плане маячит любовник. Элен, конечно же, поспешит отделаться от него.
И вот она пассивно позволила ему разыграть сцену обольщения так, как он счел нужным, даже не дав себе труда довести ее до конца.
И она напрасно прождала признаний в любви. Разумеется, они не последовали.
Он не любит ее и никогда не полюбит. От этой мысли Элен начинала ненавидеть его почти так же сильно, как ненавидела себя за свою глупость.
Запах жареного мяса вызвал в ней приступ тошноты. Она с трудом дошла до кухонной двери и сказала деревянным голосом:
— Мне не хочется есть. Я иду спать. Спокойной ночи.
Завтра утром она скажет Эдуарду «прощай»!
Элен не сомкнула глаз этой ночью. Она не слышала даже, как он вернулся в свою комнату. Мозг ее оцепенел, в нем осталась только одна единственная мысль: если она позволит себе думать, чувствовать, вспоминать мгновения, когда ей казалось, что Эдуард готов признаться ей в любви, она погибла. Или ее захватят мучительные переживания о нанесенной ей обиде, когда он намекнул, что для того, чтобы держать ее в полном подчинении, ему достаточно будет лишь изредка поиграть с ней в постели. Если она позволит себе думать об этом оскорблении, она чего доброго кончит тем, что вонзит ему спящему нож под ребра.
И Элен постаралась не думать ни о чем. Она не торопясь собрала вещи, затем присела на край кровати, набросила на себя одеяло и смотрела в окно, пока рассвет не стер со стекла отражение ее измученного лица.
Двигаясь медленно, как старушка, она почистила зубы, провела пальцами по волосам, надела свитер и отнесла чемодан вниз. В холле пахло кофе, но Эдуарда нигде не было видно. Услышав треск расщепляемой древесины, Элен вышла на крыльцо. Утренний воздух был холодным и свежим. Эдуард стоял у поленницы. Топор в его руках резко взмывал в воздух и с жесткой методичностью опускался на толстые короткие поленья, раскалывая их в щепки.
Когда он поднял голову и увидел Элен, стоявшую в дверях, его лицо все еще хранило выражение жестокости. Но оно тут же исчезло. Эдуард смотрел на нее, тяжело переводя дыхание. Взгляд стал мягче, он сказал с упреком:
— Ты так простудишься, дорогая. Я уже приготовил кофе. Налей себе чашку, а я присоединюсь к тебе, как только кончу здесь свои дела.
Словом, он вел себя, как ни в чем не бывало.
— Я уезжаю, — безо всякого выражения произнесла Элен.
В горле у нее пересохло, по жилам пробежал лихорадочный жар, от которого ее бросило в дрожь. Она увидела, как его глаза внезапно сощурились, заметила, как побледнели костяшки пальцев руки, сжимающей топор, и заставила себя говорить дальше, потому что отступать было уже поздно. Ей следовало высказаться до конца и заставить его поверить. Если она останется, любовь окончательно погубит ее.